|
— Врешь! Не уйдешь! — в порыве страсти выкрикнул Иван Прокофьевич, сдерживая могучие броски рыбы.
Вдруг, подняв фонтан искрящихся брызг, из воды вынеслось длинное сигарообразное тело марены и, сверкнув на солнце серебристыми боками и яркими плавниками, с шумом и плеском упало в реку.
— Под лодку! Не пускайте под лодку! — сдерживая бешеные рывки марены, взволнованно крикнул Иван Прокофьевич.
Но марена опять зарылась в глубину. Она рвала звеневшую снасть из его рук и стремилась затянуть ее за острые подводные камни.
— Не уйдешь! Не-е-ет не-е уйдешь! — с трудом удерживая снасть, твердил охваченный азартом Иван Прокофьевич.
Вдруг шнур ослабел в руках старика и он едва не опрокинулся в воду.
Марена снова взлетела в воздух и слету, врезавшись в воду, метнулась под лодку. Только счастливой случайностью можно объяснить, что марена не ушла под нашу плоскодонку и не оборвала поводка снасти. Молниеносно устремившись под лодку, она вскочила в опущенный мною широкий подсак.
— Так вот ты какая! — воскликнул я, разглядывая лежавш^о на дне лодки восьмидесятисантиметровую марену.
В ней, собственно, не было ничего особенного. Формой тела она напоминала судака с большими усами; розовые хвост и плавники придавали ей какую-то особую прелесть.
Но, повидимому, не за это ее любили днепровские рыболовы. Они ценили в ней стойкого и неутомимого противника.
— Ну, что вы скажете? — торжествующе спросил Иван Прокофьевич.
— Хороша рыбка! Другого ничего не скажешь,— ответил я,
— То-то же, это вам не какой-нибудь соменок или подуст! — восхищенно воскликнул он.
Едва мы успели запустить кормачек и приколоть марену, как на корме отчаянно зазвонил колокольчик. От неожиданности я растерялся и не мог сразу сообразить, что мне делать.
— Берите! Да берите же, что ж вы стоите? — снова, меняясь в лице, закричал Иван Прокофьевич, хватая подсак и переступая через среднее сидение лодки.
Кровь отхлынула от моего лица, сердце рванулось и замерло. Дрожащими руками я схватился за шнур кормачка и ощутил такие рывки, что у меня мурашки забегали по телу.
— Не тяните! Отпустите шнур! — взволнованно прошептал Иван Прокофьевич.
Мощные рывки марены сменились сильными потяжками в стороны. Вдруг она метнулась вверх и, вылетев из воды, изогнулась, описала дугу и «глиссером» забороздила воду поверху.
— Да не тяните же, что вы делаете!—дрожа всем телом и сверкая глазами из-под сдвинутых к переносице черных, косма-
|
