Марену нельзя сравнивать ни с одной из рыб, даже с тем лещом,— кивнул он в сторону садка.
В это мгновение у правого борта^ лодки, обдав нас брызгами, звонко плеснулась какая-то крупная рыба.
— Марена! Марена! — чуть не перевалившись через борт лодки, возбужденно закричал Иван Прокофьевич.— Видали?
— Брызги, что ли?
— Какие там брызги! — рассердился Иван Прокофьевич.— Я о марене, видели вы ее или нет?
— Ну, конечно, не видел.
— А ведь ясно были видны розовые хвост и плавник,— настаивал он.
— Не знаю, Иван Прокофьевич, не видел.
— Ну, может быть, вы не успели разглядеть, она ведь плеснулась позади вас, а я ясно различил ее розовое оперение,— примирительно сказал он.
Через час мы снова наживили и запустили оба кормачка. Увидев, что я берусь за удочку, Иван Прокофьевич попросил меня отложить ее в сторону.
— Будьте начеку! Посмотрите, что делается,— повел он вокруг глазами.
По реке раздавались мощные всплески крупной марены. Я покорно отложил удочку и придвинул к себе подсак.
— Вы никогда не ловили марену? — как бы извиняясь за то, что он лишил меня удовольствия заняться проводкой, ласково спросил Иван Прокофьевич.
— Не только не ловил, но и не видел ее никогда,— ответил я.
— Скоро увидите. Скоро. Только вы с нею поосторожнее, не тяните ее, как леща или подуста,— заметно волнуясь, предупредил он меня. Колокольчик звонил редко, брали преимущественно густера и подуст. При каждом звонке кормачка Иван Прокофьевич вздрагивал и бледнел, судорожно хватаясь за шнур снасти.
Но, убедившись, что взяла не марена, вздыхал:
— Не понимаю! Хоть убейте, ничего не понимаю! Прошел час, другой, а марена не брала.
Мне стало скучно без проводки, во всем теле почувствовалась сильная усталость. Особенно сильно болели спина и колени. Всплески марены почти прекратились.
— Ничего не понимаю! — говорил Иван Прокофьевич.
— Дррррр! Дррррр! — очень громко задребезжал у него за спиной колокольчик.
— Она! Она! — бледнея, выдохнул Иван Прокофьевич, бросаясь к носу лодки. Его волнение передалось мне. Дрожащими руками я схватил подсак и тоже поспешил к носу лодки. Натянутый, как тетива лука, шнур кормачка вздрагивал и с характерным «вжиканием» чертил по воде. Рыба упорно держалась у дна реки и, силясь освободиться от крючка, яростно металась по сто: ронам.
- ПО -
|