Поднял волочившуюся за ним на веревке пешню и острием ее надрезал ледок, образовавшийся в оставленной кем-то лунке. Пробивать новую не хотелось.
— С утра уже семь мест переменил. Только знай руби лунки. А не легко они даются в наши годы...
Выбросив шумовкой осколки льда, он опустил блесну в воду. Она плавно заскользила и на большой глубине легла на дно.
Привычным движением он смотал с полметра лески назад на мотовильца, уселся на бадейку и, неторопливо подергивая короткое удилище, спросил соседа:
— А вы что ж, все на одной лунке?
— Угу. Зачем их менять? — несловоохотливо ответил другой, тоже пожилой человек в подтянутом широким ремнем полушубке и меховой шапке-ушанке, как выяснилось — писатель.
Их разделяло шагов семь. По традиции считается бестактным подсаживаться к незнакомому рыбаку ближе. Помолчали.
— Его, крокодила, искать надо, — неопределенно напомнил военный в отставке (полковник, как выяснилось позже).
— Вчера многие искали. Все равно, даже не стукнул нигде. Что же без толку за ним бегать?
— Сыт, во г и стоит. Первый год такая неудача по перволедку. Полковник вздрогнул, круто поднял удочку, ловко сбросил
одну за другой рукавицы и быстро перехватил натянувшуюся лесу руками. Внизу что-то тяжелое туго подавалось и очень тянуло назад.
— Сел? — с волнением и завистью повернулся к нему сосед.
— Кой черт!.. Задев.
Отложив удочку, полковник достал из бадейки моток бечевы с тяжелым кольцом отцепа. Но когда снова потянул леску, она пошла свободно: очевидно, блесна отцепилась сама. Оно и лучше, меньше хлопот. Он сунул отцеп обратно и продолжал с небольшими паузами подергивать и опускать удочку вверх, вниз, чуть погодя— еще немного вниз. Пауза на два полных вздоха и выдоха, потом снова вверх. Сколько раз он проделал сегодня это движение?. Тысячу? Две?
Нет, решительно не стоило оставаться здесь еще на один день. На что он надеялся? Уж не повезет, так не повезет. Но очень не хотелось возвращаться домой без рыбы. И вот еще этот дядя в полушубке соблазнил его неизвестно чем, упрямством, что ли?..
А сосед, погруженный в свои думы, широко расставив руки над двумя лунками, невозмутимо, как заведенный, опускал и приподнимал то левую, то правую леску Две удочки у него работали, как коромысло-маятник в часовом механизме. Полковнику, глядя на него, вдруг стало смешно. Как может взрослый, серьезный, видимо, человек проводить 1ак нелепо дни? И, может быть, это не упорство, а просто лень? Нежелание подняться и отправиться в путь-дэрогу?
Но тут же полковник поймал себя на том, что и у него тоже есть
|