На Евгения Николаевича слово подсачек производило совсем иное действие. В таких случаях он хватался не за требуемую снасть, а за фотоаппарат. Можно подумать, что и на рыбалку он ездил исключительно за тем, чтобы не ловить, а только фотографировать рыбу.
Я не без основания предполагаю, что и жену он познакомил со спиннингом, чтобы самому иметь свободные руки и в подходящий момент щелкать затвором. Если бы вам довелось посмотреть все его снимки, у вас сложилось бы впечатление, что Нина Михайловна ничем и никогда не занималась, кроме рыбной ловли.
— Нина! Ниночка!— начал выкрикивать Евгений Николаевич, и нам все стало понятно. Это означало, что сперва надо было показать фотоаппарату, как гнется удилище, затем изобразить на лице выражение, которое соответствовало бы подписи: «Есть!» Дальше следовала целая гамма выражений, как то: «Ого!», «Не ушла бы!..», «Ой!», «Напрасная тревога... и, наконец: «Вот она!».
Натренированная Нина Михайловна проделывала все это с подлинно артистическим талантом, и Евгений Николаевич заранее предвкушал приятные моменты, когда он будет в кругу друзей и знакомых демонстрировать свои кадры.
Я давно уже перестал грести, сидел с подсачком и досадовал: люди тратят время на пустяки! Щуку уже можно было бы вытащить и блеснить снова. Если взяла одна, почему бы не взять второй, например, на мою блесну? Но я молчал и, как мог, терпеливо ждал.
Терпеливо ждала и щука. Она позволила снять себя и в профиль, и в анфас, и в воде, и до половины в воздухе. Но фотографу все было мало.
— Ниночка! Очень прошу, подними ей немного морду... Хорошо, если бы она пасть ощерила... Такой кадр был бы, такой кадр!
Я заметил на лице Нины Михайловны тень тревоги, но, видимо, что скрывать, ей тоже хотелось иметь замечательный кадр со своим участием, и она, по мере сил, постаралась приподнять голову добычи как можно выше над водой.
Вот это, надо полагать, и не понравилось щуке... Даю слово, я сам видел, как у нее гневно блеснули глаза и на морде мелькнула ядовитая усмешка. Прыжок ее был могуч и грациозен... Звон лопнувшей лески слился с воплем отчаянья Нины Михайловны. Евгений Николаевич ничего не произнес, он только глотнул воздух, точно так, как это недавно делала щука. В глазах у него было такое выражение, точно он очень жалел, что не обладает крыльями и не может сейчас вспорхнуть и улететь за тридевять земель...
Вы знаете такую примету: когда срывается рыба и уходит, самое благоразумное поступить точно так же и вам. Смотать удочки и уйти, по крайней мере, хоть на другое место. Так мы и поступили. До самого того бережка, где примыкался к столбу наш ботничок,
|