— И долго они там гулять собираются? — с ноткой недоверия спросил писатель.
— Вода высокая, зачем им вниз спешить? — вопросом на вопрос ответил старик. У него была своя манера блеснить: он поднимал удочку в два или три приема как можно выше, потом опускал ее медленно, со многими остановками, подманивал блесной рыбу на разной глубине
— Чего судачку здесь искать? Малька? Так его в верховьях да по заливам сейчас больше, — закончил он свою мысль.
— Далеко ли вверх идут Лама и Шоша?
— Далеко ли? — слепой улыбнулся. — Да вот по Ламе у московских людей был путь в варяги, — он говорил спокойно, будто давно прошедшее было ему близко, как вчерашний день. — Про Волоколамск помните? Богатый город, торговый. В старинные годы через него на север в Новгород, а дальше к варягам лодки шли со всяким русским рукоделием
Вглядываясь в его морщинистое лицо, писатель на мгновение потерял ощущение времени. Он живо увидел большие лодки и сидевших на веслах смелых московских людей в остроконечных шапках. Солнце брызнуло над ними из разрыва бегущих iуч. Услышал протяжную односложную песню. А старик продолжал:
— Много душ здесь прошло, где мы стоим. А на юг, в Москву-реку, наши умельцы волоком перетаскивали лодки по суху, там недалеко, потому — и Волоколамск. А дальше езжай хоть в Персию... за всякой неписаной красотой.
— За красотой? Почему же именно за красотой?
— А что еще дедов наших туда завлекало? — опять вопросом на вопрос ответил писателю слепой.
— Вы из Павельцева родом или из Пузырева? — спросил полковник, слышавший названия перенесенных отсюда деревень.
— Жохово звали нашу деревню. Жох был наш брат, одним словом, — пошутил слепой. — А что же? Ведь Жохово как раз у слияния Ламы и Шоши стояло на пути из варяг в персы.
— Удивительные названия своим поселениям дает русский народ, — вставил писатель. — «Три отрока», «Верни-городок», «Острая могила», «Бабий гон», «Село Мудроголовы». Каково? А то уже совсем просто и ясно* есть деревня — называется Жили. Ничего больше, — Жили и только. Да. А вот в нашу честь этот омуток на реке надо бы назвать, ну хотя бы «Зря сидели» или «Три старика — три бездельника...»
Помолчали.
— Мудроголовы. И мне хорошо запомнилось название Мудроголовы, — заговорил полковник, стараясь скрыть вспыхнувшее от воспоминаний волнение, от которого у неге вдруг порозовели уши и обветренная кожа на лице стала еще темнее. — Было Дело, повидал и я это село. Красивое оно тогда было, перед тем как его подожгли фрицы. А сейчас там, конечно, колхозники отроились еще лучше прежнего Да, Мудроголовы. — Он помолчал
|