передать простые слова все то новое поэтическое содержание, которое приобрели для него приближающиеся сумерки, рыбная ловля втроем на пустынной реке, неожиданная беседа и даже эта пойманная им щука?
С благодарностью посмотрел он на слепого.
Тот стоял все так же выпрямившись. Держал голову, будто прислушивался к чему-то далекому. Глаза глядели вдаль, выше лугов.
— Конечно, каждый рассказывает, как сам понимает. Но когда книга хорошая — пишет ее хоть и один, а память в ней не его одного, память в книге таится не только того человека. Книга — памятка народная. Сердечная умная книга — это, как бы сказать... Вот, к примеру, когда пишут нынче о высокой воде, — хоть в чем бывает, и ошибутся по мелочи, а от большой правды не уйдешь никуда.
Писатель почувствовал, что за этим лежит у слепого какая-то невысказанная, главная мысль, для которой он сейчас подбирал слова. Он взвешивал цену слова на обостренно чуткий слух. И, конечно, такой читатель легко может обнаружить в книге малейшую пустоту и фальшь. От него невозможно скрыть, когда автор начнет писать без живой крови. Такой читатель тотчас же услышит, как вместо биения писательского сердца принимается громко, назойливо шелестеть бумага страниц. Чтобы такому читателю рассказать о жизни, нужны слова глубокие, как музыка, слова, заменяющие слепцу свет: сильные, как любовь, как сама жизнь.
— Переехали мы отсюда со всем скарбом в новое село на Большой Волге, у Московского моря — неторопливо продолжал слепой. — Ну, бабы всплакнули, конечно, больше для порядка Ведь легко ли сказать, тут и погосты дедовские, и земля, их слезами и трудом вскормленная. А сейчас на Большой Волге живем, и дела пошли не маленькие.
«Высокая вода», — вспомнил писатель. Старик продолжал:
— Сюда к старым ямам, я к дочке наведаться приехал. Дочка тут, в Козлове, за лесом учительница в школе. А внучонок, он со мной на Большой Волге. Он-то мне про все и читает где какие новости.
— Помогитс-eL. — раздался вдруг отчаянный крик, в котором одновременно слышались и восторг, и надежда, и схватившая человека за сердце тревога
Кричал полковник. Писатель бросил удочки и побежал к нему Нагнувшись над лункой полковник еле удерживал леску Она натягивалась с такой силой, что резала пальцы и грозила оборваться Рыболов в испууе отпускал ее. Потом снова начинал подбирать. Они стали понемногу подтягивать невидимого противника вдвоем. Вскоре в глубине лунки метнулось что-то неправдоподобно белое, но леска снова трашно напряглась и вырвалась из пальцев, как показалось писателю, со свистом. Пришлось все начинать сызнова.
|