|
Я присел на большой плоский• камень, но и он качался подо мною, и я, теряя равновесие, не мог усидеть на нем.
Иван Прокофьевич до слез хохотал над моей беспомощностью, хотя и сам он был далеко не в лучшем положении.
Нас качало по дороге к его дому, качало и за столом, когда мы ели жареную марену.
По дороге в гостиницу я замечал на лицах встречной публики снисходительные улыбки и не раз слышал позади себя:
— Как его, сердечного, шатает!
Добравшись до кровати, я разделся и с наслаждением растянулся во весь рост. ф
Но и постель жестоко обманула мои надежды. Словно под нею были зыбкие днепровские волны, она, то поднимаясь, то опускаясь, не переставая качала меня. А на белоснежных стенах и на потолке номера, появляясь и исчезая, мелькали какие-то розовые пятна, принимавшие очертания хвостов и плавников марены, переставшей быть для меня загадкой.
 |
